Старею. Взялась за мемуары
Aug. 24th, 2012 11:52 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kototujНаш Вишневый сад
…точнее, вишни там, вроде бы, не росли, зато росли – яблони, смородина, черноплодная рябина, клубника, крыжовник и коринка, она же ирга, а еще черемуха, на которую мы с братом любила залезать, и ёлки. Две высоченные ели, выросшие из одного корня буквой V, стояли прямо напротив крыльца, заглядывая в окна столовой на втором этаже, а еще одна – поменьше – в саду, где ее посадил дед в марте 1954 года, когда родился Сашка. Брат в этом доме вырос, и ёлка росла вместе с ним.
Мое первое в жизни воспоминание: я на заднем сиденье машины, за окном – сумерки и заснеженные поля, меня везут в Комарово. И следующее: комната в первом этаже дома, зеленый диван, на стене картина с кустами сирени (это на улице Халтурина-Миллионной, между зданием Ленэнерго и Мраморным дворцом, теперь там никакой сирени нет, зато есть парковка). И еще одно – летнее, возможно, более раннее: я стою в манеже возле тех самых ёлок и смотрю на дом.
Дом в Комарово, на углу Выборгской и Театральной (теперь – улица Юрия Германа), в начале пятидесятых годов построила моя бабушка Елена Иосифовна Катерли – участок выделил Союз писателей, где она служила вторым секретарем. Бабушки не стало в 1958 году, вскоре после ее смерти дед женился на Мире, молодой Сашкиной няньке, а мама вышла замуж за моего отца.
В середине шестидесятых дед продал нижнюю часть дома знаменитому юристу Олимпиаду Соломоновичу Иоффе (говорят, его любимым учеником был Анатолий Собчак). Помню, как лежу на раскладушке в гостевой комнате и не могу заснуть, потому что в печной трубе кто-то очень страшно шебуршит, а за стенкой дед с Олимпиадом Соломоновичем и моим отцом пьют водку и хором поют «Свадьбу в доме Шнеерсона» и «Школу танцев Соломона Пляра».
Больше всего мне нравилось приезжать туда в августе и сентябре, когда нам с братом поручался сбор яблок. Сашка залезал на дерево с большим ведром, а я бродила внизу и собирала падалицу. А самым любимым моим занятием был осенний обход участка: если медленно и внимательно пройти по периметру, можно набрать целую корзину грибов – и не только сыроежек с горькушками, но и подберезовиков с подосиновиками, а однажды на отцветающей клумбе, между флоксами, я обнаружила целое семейство белых!
Осень для меня – запах мокрого сада, яблок и флоксов. Еще был запах велосипедного сарая - описать его невозможно, кто знает – тот знает. Был запах свежих дров – Сашка их колол, а я собирала в штабель, который мы называли «кавказская поленница» - в честь фильма, конечно.
Зима пахла деревянной внутренностью дома и снегом – его надо было сгребать с дорожки большой деревянной лопатой, счищать веником с валенок перед входом, по нему скрипели полозьями финские сани, в нем Сашка выкапывал пещеры и зажигал «дымоухи»: целлулоидную расческу заворачиваешь в кусок газеты, помещаешь в снежную нору, поджигаешь, и из-под земли, на радость прохожим, валит белый вонючий дым!
Лето пахло душистыми табаками и тигровыми лилиями, росшими возле дома, а еще теплой водой из бака, который стоял на крыше самодельного душа и нагревался на солнце. Чем пахла весна - не помню, наверное тем же, чем и в городе.
В 1981 году Олимпиад Соломонович эмигрировал в Америку, и первый этаж заняли новые хозяева – семья коллекционера-библиофила Аркадия Луценко. По слухам, эти полдома он купил, продав всего одну книгу - какой-то раритет Петровских времен. С Луценками дед не дружил, считал нуворишами и плебеями. В ноябре 1985 года не стало и деда. И если при жизни хозяина на участке все оставалось, как при Елене Иосифовне Катерли, то теперь, когда хозяйкой сделалась Мира, соседи принялись активно осваивать пространство.
На месте флоксов, крыжовника, клубники и Сашкиной ёлки Аркадий разбил поле для гольфа, а вскоре выкупил у Миры верхнюю часть дома. Родители не возражали: хозяйка-то она, к тому же после смерти деда мы почти перестали бывать в Комарово, а Мира не звала – зачем ей шумные гости с детьми, которые устроят беспорядок и обязательно поцарапают пол (ух, как нам в свое время доставалось за этот пол, и за шум тоже). Саша – тот с Мирой дружил, в Комарово ездил и очень надеялся на наследство.
На вырученные деньги Мира купила квартиру у метро «Пионерская». Шесть лет назад она внезапно умерла, не оставив завещания, и недвижимость, несмотря на все Сашкины протесты и угрозы, досталась ее родственникам из Череповца.
В последний раз я побывала в Комарово в июне 2007 года. Подпрыгивала с фотоаппаратом, пытаясь заглянуть за высокий забор, выросший на месте штакетника, под которым я когда-то собирала грибы. Снимки не получились.
…точнее, вишни там, вроде бы, не росли, зато росли – яблони, смородина, черноплодная рябина, клубника, крыжовник и коринка, она же ирга, а еще черемуха, на которую мы с братом любила залезать, и ёлки. Две высоченные ели, выросшие из одного корня буквой V, стояли прямо напротив крыльца, заглядывая в окна столовой на втором этаже, а еще одна – поменьше – в саду, где ее посадил дед в марте 1954 года, когда родился Сашка. Брат в этом доме вырос, и ёлка росла вместе с ним.
Мое первое в жизни воспоминание: я на заднем сиденье машины, за окном – сумерки и заснеженные поля, меня везут в Комарово. И следующее: комната в первом этаже дома, зеленый диван, на стене картина с кустами сирени (это на улице Халтурина-Миллионной, между зданием Ленэнерго и Мраморным дворцом, теперь там никакой сирени нет, зато есть парковка). И еще одно – летнее, возможно, более раннее: я стою в манеже возле тех самых ёлок и смотрю на дом.
Дом в Комарово, на углу Выборгской и Театральной (теперь – улица Юрия Германа), в начале пятидесятых годов построила моя бабушка Елена Иосифовна Катерли – участок выделил Союз писателей, где она служила вторым секретарем. Бабушки не стало в 1958 году, вскоре после ее смерти дед женился на Мире, молодой Сашкиной няньке, а мама вышла замуж за моего отца.
В середине шестидесятых дед продал нижнюю часть дома знаменитому юристу Олимпиаду Соломоновичу Иоффе (говорят, его любимым учеником был Анатолий Собчак). Помню, как лежу на раскладушке в гостевой комнате и не могу заснуть, потому что в печной трубе кто-то очень страшно шебуршит, а за стенкой дед с Олимпиадом Соломоновичем и моим отцом пьют водку и хором поют «Свадьбу в доме Шнеерсона» и «Школу танцев Соломона Пляра».
Больше всего мне нравилось приезжать туда в августе и сентябре, когда нам с братом поручался сбор яблок. Сашка залезал на дерево с большим ведром, а я бродила внизу и собирала падалицу. А самым любимым моим занятием был осенний обход участка: если медленно и внимательно пройти по периметру, можно набрать целую корзину грибов – и не только сыроежек с горькушками, но и подберезовиков с подосиновиками, а однажды на отцветающей клумбе, между флоксами, я обнаружила целое семейство белых!
Осень для меня – запах мокрого сада, яблок и флоксов. Еще был запах велосипедного сарая - описать его невозможно, кто знает – тот знает. Был запах свежих дров – Сашка их колол, а я собирала в штабель, который мы называли «кавказская поленница» - в честь фильма, конечно.
Зима пахла деревянной внутренностью дома и снегом – его надо было сгребать с дорожки большой деревянной лопатой, счищать веником с валенок перед входом, по нему скрипели полозьями финские сани, в нем Сашка выкапывал пещеры и зажигал «дымоухи»: целлулоидную расческу заворачиваешь в кусок газеты, помещаешь в снежную нору, поджигаешь, и из-под земли, на радость прохожим, валит белый вонючий дым!
Лето пахло душистыми табаками и тигровыми лилиями, росшими возле дома, а еще теплой водой из бака, который стоял на крыше самодельного душа и нагревался на солнце. Чем пахла весна - не помню, наверное тем же, чем и в городе.
В 1981 году Олимпиад Соломонович эмигрировал в Америку, и первый этаж заняли новые хозяева – семья коллекционера-библиофила Аркадия Луценко. По слухам, эти полдома он купил, продав всего одну книгу - какой-то раритет Петровских времен. С Луценками дед не дружил, считал нуворишами и плебеями. В ноябре 1985 года не стало и деда. И если при жизни хозяина на участке все оставалось, как при Елене Иосифовне Катерли, то теперь, когда хозяйкой сделалась Мира, соседи принялись активно осваивать пространство.
На месте флоксов, крыжовника, клубники и Сашкиной ёлки Аркадий разбил поле для гольфа, а вскоре выкупил у Миры верхнюю часть дома. Родители не возражали: хозяйка-то она, к тому же после смерти деда мы почти перестали бывать в Комарово, а Мира не звала – зачем ей шумные гости с детьми, которые устроят беспорядок и обязательно поцарапают пол (ух, как нам в свое время доставалось за этот пол, и за шум тоже). Саша – тот с Мирой дружил, в Комарово ездил и очень надеялся на наследство.
На вырученные деньги Мира купила квартиру у метро «Пионерская». Шесть лет назад она внезапно умерла, не оставив завещания, и недвижимость, несмотря на все Сашкины протесты и угрозы, досталась ее родственникам из Череповца.
В последний раз я побывала в Комарово в июне 2007 года. Подпрыгивала с фотоаппаратом, пытаясь заглянуть за высокий забор, выросший на месте штакетника, под которым я когда-то собирала грибы. Снимки не получились.
